— Они действительно проверили мальчика, — говорит Слегин. — Все сошлось: его зовут Олег Божум. Немудрено, что он не мог запомнить такую фамилию… Поэтому ребята со спокойной душой вычеркнули его из возможных «невозвращенцев». Но я пошел чуть-чуть дальше, чем они. Тот фрагмент записи, где Кузнецов неразборчиво произносит свою фамилию, я прогнал его через аудиоанализатор. И вот что у меня получилось…
На этот раз он не надевает на меня «очки», а нажимает кнопку на плеере и устанавливает громкость на максимум. Сквозь шумы отчетливо слышится: «Мостов…»
— Ты понял? — возбужденно жестикулирует у меня перед носом Слегин. — «Мостовой»! Именно это хотел
сказать этот тип после реинкарнации. А потом испугался и решил стать Кузнецовым. Кстати, самые распространенные фамилии в мире происходят именно от «кузнеца». Коваль — по-украински, Смит — по-английски, и так далее… Согласись, Лен, что комбинация «Олег Мостов» навевает определенные подозрения, правда?
— А если ты ошибаешься?
— Это мы скоро узнаем, — бурчит Слегин. — Пока мы с Астратовым забирали тебя из этого подобия сиротского приюта, группа наших отправилась за мальчишкой-носителем, чтобы доставить его в Москву.
— А что дальше?
— А дальше — дело техники, — говорит Слегин.
Глава 3 . БЕСЕДА ПО АСТРАТОВУ
Все готовы?.. Клиники, как там у него дела? — Пока все в норме, Юрий Семенович. Давление слегка превышает норму, пульс незначительно учащен, но это вполне объяснимо тем, что…
— Можете не продолжать. Биохимики?
— Содержание пептидов в крови…
— К черту вас с вашими пептидами!.. По-вашему, мы здесь собрались исследовать состав крови объекта?!.
— Нет, но поймите, Юрий Семенович…
— Ничего я понимать не хочу, ясно?! И нечего меня пугать медицинскими терминами! От вас требуется мониторинг общего состояния объекта — и все! В крайнем случае — предупреждение о резком ухудшении его самочувствия! А не охи да ахи по поводу незначительных отклонений от нормы!.. Поехали дальше. Терапевтическая группа, что вы можете сказать об этом… как его?.. анамнезе, что ли?..
— Проведенные исследования и результаты анализов не дают основания предполагать наличие у паци… у объекта каких-либо врожденных патологий и аллергических реакций на основные препараты группы це аш три…
— Ну, спасибо… Значит, можно применять все, что у нас имеется?
— В принципе, да.
— «В принципе»!.. Внимание всем! Я хочу, чтобы к каждый из вас уяснил и хорошенько зарубил это себе на носу!.. С этого момента и вплоть до окончания специального исследования любые принципы, которыми раньше вы руководствовались в своей практической деятельности, отменяются. Все эти ваши клятвы Гиппократа, этические заповеди и прочая белиберда. По той простой причине, что объектом этого исследования является не пятилетний мальчик, как кое-кому хотелось бы полагать, а вполне взрослый человек, который должен, но не желает нам сказать нечто важное. И как начальник особого подразделения Общественной Безопасности я хочу, чтобы вы знали: именно от этого существа может зависеть судьба всей нашей планеты… Наверное, кому-то мои слова могут показаться напыщенными и преувеличенными, но поверьте мне: это действительно так… Послушайте, ребята, у каждого из вас есть семьи: жены, дети, родители. А теперь представьте, что от информации, которую пытается скрыть наш объект, зависит, будут ли ваши родные и близкие жить в самом ближайшем времени или отправятся в рай или в ад… Поэтому наша задача проста и в то же время сложна: любыми средствами — я подчеркиваю: любыми! — заставить этого невинного ангелочка разговориться! С другой стороны, не хотелось бы, чтобы с объектом произошло что-нибудь, что исключило бы возможность его дальнейшего… э-э… исследования. Вы меня понимаете?.. Будем считать, что и в нашем случае молчание — знак согласия. Какие есть вопросы ко мне?..
Тишина, нарушаемая лишь попискиванием какого-то прибора.
— Тогда приступим. Группа «эр», вперед!
«Р» — означает реинкарнаторы, но об этом, естественно, знает лишь считаное количество участников «спецмероприятия».
Инструктаж, который Астратов провел с медиками, чем-то напоминает подготовку к задержанию опасного преступника. В сущности, так он и есть, за одним-единственным исключением: нет необходимости гоняться за этим злодеем, потому что вот он — сидит, голубчик, в центре сверкающей кафелем и никелем камеры, окруженный всевозможными приборами и установками как медицинского, так и немедицинского назначения, растерянно крутит головой и, не переставая всхлипывать, повторяет: «Мама… ма-мочка… мне страшно…»
Похоже, из-за истерики у него началось заикание. Хорошо, если потом это удастся каким-то образом устранить детским психологам.
Вокруг мальчика суетятся люди в желтых комбинезонах. Астратов дал указание медикам сменить традиционно белый цвет своих одеяний, чтобы не пугать ребенка больничной обстановкой. Однако эта предосторожность была напрасной: мальчик все равно изнемогает от страха. И это понятно: он до сих пор не поймет, что с ним собирается делать эта свора взрослых дядей и теть, почему рядом с ним нет его мамы и каким образом он оказался здесь. Мальчика только что разбудили, а до этого держали на снотворных с самого момента похищения (чтобы не рисковать, «раскрутчики» решили не вступать в переговоры с родителями).
Обезовцы перестраховались от неприятных сюрпризов, жестко зафиксировав «объект» в кресле в полулежачем положении. От висков, запястий, щиколоток и груди Олега тянутся к груде аппаратуры в углу комнаты проводки датчиков, сигнализирующих не только о состоянии здоровья «ребенка», но и о его реакциях нате или иные вопросы. Специальные капельницы позволяют в любой момент безболезненно вводить в кровь различные препараты. Как заверял главный биохимик, «сыворотка правды» не представляет опасности для жизни и здоровья даже грудного младенца. В малых дозах, разумеется. Все упирается в дозировку…
Одна из стен камеры выполнена из специальных материалов, пропускающих свет, а следовательно, — и изображение, лишь в одну сторону, а именно — изнутри наружу, и оборудована чуткими микрофонами. И нам со Слегиным, сидящим в соседней комнатке, отлично видно и слышно происходящее за этой стеной. Лицом к нам, за пультом, оборудованным монитором, на который транслируются показания датчиков, и микрофоном, устроился Астратов. Он похож сейчас на режиссера, проводящего генеральную репетицию…
От группы специалистов отделяются двое реинкар-наторов и приближаются к ребенку, держа наготове «волшебный фонарь». При виде их мальчик плачет сильнее и дергается, пытаясь освободиться от сковывающих его фиксаторов. Сбоку к нему подскакивает женщина из группы психологов и принимается успокаивать маленького пленника:
— Не бойся, Олежек, тебе не будет больно. Мы только сфотографируем тебя, и все!.. Ты любишь фотографироваться?
Но Олежек не слушает ее.
— Мама! — с ужасом кричит он. — Где моя мама?!.
Бедняжке наверняка представляется, что его сейчас будут резать на мельчайшие кусочки.
Один из реинкарнаторов нацеливает на мальчика раструб прибора.
— Посмотри в эту трубочку, Олежек, — просит женщина. — Сейчас оттуда вылетит птичка… красивая такая птичка, ты такой никогда не видел.
Однако рев усиливается, достигая поистине ультразвукового звучания.
Слегин рядом со мной ерзает — видно, даже ему, видавшему зрелища пострашнее этого, становится не по себе.
— Ну что они тянут, живодеры? — цедит он сквозь зубы.
Словно услышав его, Астратов командует в микрофон:
— Поехали!
Вспышка и в самом деле напоминает блиц фотоаппарата, но цвет у нее — неестественно зеленый.
В камере воцаряется тишина.
Мальчик откидывает голову на высокую спинку кресла, будто его ударили по лицу, и замирает с закрытыми глазами.
Потом медленно разлепляет веки и, щурясь от яркого света, быстрым взглядом окидывает камеру — по крайней мере, ту ее часть, которая находится в поле его зрения. Его поведение разительно отличается от недавней истерики. И хотя он явно ошеломлен увиденным, но уже не плачет и не зовет маму.